Неточные совпадения
— Ну-с, товарищ Петр арестован и Дьякон с ним. Они
в Серпухове схвачены, а Вараксин и Фома — здесь. Насчет Одинцова не знаю, он
в больнице лежит. Меня, наверное, тоже зацапают.
Все это разрешилось обильным поносом, Самгин испугался, что начинается дизентерия, пять дней
лежал в железнодорожной
больнице какой-то станции, а возвратясь
в Петроград, несколько недель не выходил из дома.
—
В больнице лежал двадцать три дня, — объяснил он и попросил Варвару дать ему денег взаем до поры, пока он оправится и начнет работать.
— Очень помог мне Семидубов. Лег
в больницу, аппендицит у него.
Лежит и философствует
в ожидании операции.
Он поспешил
в больницу, где теперь
лежал Митя.
Утром один студент политического отделения почувствовал дурноту, на другой день он умер
в университетской
больнице. Мы бросились смотреть его тело. Он исхудал, как
в длинную болезнь, глаза ввалились, черты были искажены; возле него
лежал сторож, занемогший
в ночь.
В канцелярии,
в углу, кто-то
лежал на стульях и стонал; я посмотрел — молодой человек красивой наружности и чисто одетый, он харкал кровью и охал; частный лекарь советовал пораньше утром отправить его
в больницу.
Хозяева вставали
в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, — все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз после розог два месяца
в больнице лежал — загноилась спина… Раз выкинули зимой на улицу и дверь заперли. Три месяца
в больнице в горячке
лежал…
— Спрашивают ее: «Кто поджег?» — «Я подожгла!» — «Как так, дура? Тебя дома не было
в тую ночь, ты
в больнице лежала!» — «Я подожгла!» Это она — зачем же? Ух, не дай господь бессонницу…
В Дуэ я видел сумасшедшую, страдающую эпилепсией каторжную, которая живет
в избе своего сожителя, тоже каторжного; он ходит за ней, как усердная сиделка, и когда я заметил ему, что, вероятно, ему тяжело жить
в одной комнате с этою женщиной, то он ответил мне весело: «Ничево-о, ваше высокоблагородие, по человечности!»
В Ново-Михайловке у одного поселенца сожительница давно уже лишилась ног и день и ночь
лежит среди комнаты на лохмотьях, и он ходит за ней, и когда я стал уверять его, что для него же было бы удобнее, если бы она
лежала,
в больнице, то и он тоже заговорил о человечности.
Люба
в синей бархатной кофте с низко вырезанной грудью и Нюра, одетая как «бэбэ»,
в розовый широкий сак до колен, с распущенными светлыми волосами и с кудряшками на лбу,
лежат, обнявшись, на подоконнике и поют потихоньку очень известную между проститутками злободневную песню про
больницу.
Я тотчас же отправился на их квартиры
в переулках близ Грачевки и действительно нашел нечто ужасное: сырые, грязные помещения набиты татарскими семьями, где больные сыпным тифом, которых еще не успели отправить
в больницу,
лежат вместе со здоровыми…
— Из
больницы, умер было совсем… — отвечал тот. — Вообразите, посадили меня на диету умирающих…
Лежу я, голодаю, худею, наконец мне вообразилось, что я
в святые попал, и говорю: «О, чудо из чудес и скандал для небес, Дьяков
в раке и святитель
в усах, при штанах и во фраке!»
До тех пор я никогда не
лежал ни
в какой
больнице; все окружающее потому было для меня чрезвычайно ново.
— А вот я — хромаю. Ты с этого двора? Долго
в больнице лежал? А я
лежала там до-олго!
Потом Порфир Порфирыч скрылся с нашего горизонта; потом прошел слух, что он серьезно болен и
лежит где-то
в больнице, а потом
в уличном листке,
в котором он работал, появилось коротенькое известие о его смерти.
— Рождеством я заболел, — рассказывал Улан, — отправили меня с завода
в больницу, а там конвойный солдат признал меня, и попал я
в острог как бродяга. Так до сего времени и провалялся
в тюремной
больнице, да и убежал оттуда из сада, где больные арестанты гуляют… Простое дело — подлез под забор и драла… Пролежал
в саду до потемок, да
в Будилов, там за халат эту сменку добил. Потом на завод узнать о Репке — сказали, что
в больнице лежит. Сторож Фокыч шапчонку да штаны мне дал… Я
в больницу вчера.
— Ты опять не давал мне спать.
В больнице тебе
лежать, а не у господ жить.
— Дурно кончил. Теперь из Нижнего,
в больнице лежал месяца три, правая рука сломана, сам развинтился… Все болит, Прохорыч!
Я решил так. Обращусь к Бомгарду. Почему именно к нему? Потому, что он не психиатр, потому, что молод и товарищ по университету. Он здоров, силен, но мягок, если я прав. помню его. Быть может, он над… я
в нем найду участливость. Он что-нибудь придумает. Пусть отвезет меня
в Москву. Я не могу к нему ехать. Отпуск я получил уже.
Лежу.
В больницу не хожу.
Одна из них, Катя, взялась «во всякое время Павла Павловича разыскать, потому что он от Машки Простаковой теперь не выходит, а денег у него и дна нет, а Машка эта — не Простакова, а Прохвостова, и
в больнице лежала, и захоти только она, Катя, так сейчас же ее
в Сибирь спрячет, всего одно слово скажет».
У Дымова сильно болела голова; он утром не пил чаю, не пошел
в больницу и все время
лежал у себя
в кабинете на турецком диване. Ольга Ивановна, по обыкновению,
в первом часу отправилась к Рябовскому, чтобы показать ему свой этюд nature morte и спросить его, почему он вчера не приходил. Этюд казался ей ничтожным, и написала она его только затем, чтобы иметь лишний предлог сходить к художнику.
— Нельзя, — равнодушно бросил он. — Никогда этого не было. Эдак-то все захотят
в больницах лежать!.. Вот что — скажи мне, почему ты меня тогда… за ухо трепал?
Никон(приосанясь). Никак нет-с, помилуйте! Я только то, что человек, значит, нездоровый: московской части, теперь, третьего квартала,
в больнице тоже семь месяцев
лежал, а там, как сейчас привели нашего брата, сейчас его
в воду,
в кипяток самый, сажают, за неволю, батюшка, Сергей Васильич, у кажинного человека расслабят всякие суставы
в нем какие есть.
Мы слышали, что он больной
лежит в пансионской
больнице, и когда пришел, то был бледен и заметно похудел.
Прошлое моё было таково: жил
в Москве, имел бакалейную лавочку; когда — после переворота — начались эти экспроприации, я со страха
в уме помешался, год с лишком
в больнице лежал, а теперь ищу для отдыха уединённой жизни.
Сениста
лежал на спине, до подбородка укрытый серым больничным одеялом, и упорно смотрел на Сазонку; ему хотелось чтобы Сазонка подольше не уходил из
больницы и чтобы своим ответным взглядом он еще раз подтвердил обещание не оставлять его
в жертву одиночеству, болезни и страху.
В больнице, где я впоследствии работал, произошел однажды такой случай:
лежал у нас мальчик лет пяти с брюшным тифом; у него появились признаки прободения кишечника;
в таких случаях прежде всего необходим абсолютный покой больного.
— Что такое? Мы — народ морим?! Откуда это ты, старик, выдумал? Народу у меня
в больнице лежало много, — что же, из них кто-нибудь это сказал тебе?… Не может быть! Спросить многих можно, — мало ли у нас выздоровело! Рыков Иван, Артюшин, Кепанов, Филиппов… Все у меня
в больнице лежали. Ты от них это слышал, это они говорили тебе? — настойчиво спросил я.
Ей теперь вообще хотелось много
лежать, а вчера она к тому же заснула, когда уже рассвело;
в соседней комнате пьяные водопроводчики подрались с сапожником, били его долго и жестоко; залитого кровью, с мотающейся, бесчувственною головою, сапожника свезли
в больницу, а водопроводчиков отвели
в участок.
Как-то он заболел воспалением легкого;
лежал он больной три месяца, сначала дома, потом
в Голицынской
больнице. Образовалась у него фистула
в колене. Поговаривали о том, что надо бы отправить его
в Крым, стали собирать
в его пользу. Но
в Крым он не поехал — умер. Мы похоронили его
в Ваганьковском кладбище, на левой стороне, где хоронят артистов и литераторов.
— Голубчик мой, да зачем мне писать, если она сама вам писала, когда потом
в больнице лежала?
Екатерина Ивановна. Ты другой. Я понимаю, что ты говоришь, но ты другой. Милый, об этом совсем не надо говорить, но я только немного… Слушай: когда я
лежала —
в больнице, потом уже, то мне было… так стыдно и страшно… Нет, не могу!
Больная
лежала с закрытыми глазами. Каким-то выражением всевыносящего терпения дышало это красивое, истомленное лица. Это была, читатель наверное уже догадался, княжна Маргарита Дмитриевна Шестова. Она заболела
в прошлом году
в Тюмени воспалением легких и пролежала почти целый год
в тюремной
больнице. Поправившись немного, но уже с неизлечимым недугом, выписанная из
больницы, она отправлялась далее, согласно приговору Т-ского окружного суда.
— Никто как Бог, касаточка, — отвечала старуха, — может и
в самом деле лучше будет. Каторга-то для нашей сестры не страшна, от бывалых слыхала я, бродяжка ведь я,
в Сибирь-то эту второй раз иду. Работой не неволят, а коли больна,
в тюремной
больнице хоть всю жизнь
лежи — свободно. Поправишься, Бог даст! Из себя ты такая чудесная, начальству приглянешься, первым человеком будешь — барыней. Конечно, коли перед начальством фордыбачить небудешь, покоришься.